А потом Лена стала кричать.

3

«Мужчина» — это было громко сказано. Парню было слегка за двадцать, а чересчур большие очки придавали ему тем более растерянно-детский вид. От вида возникшего из темноты Мезенцева он отшатнулся и вжал голову в плечи. Вопль Лены тоже не добавил ему уверенности в себе.

— Ты что, с ума сошел?!

Это уже был второй ее вопль. В первом никаких слов не было, был лишь неподдельный ужас, воплотившийся в захлебывающийся визг. Теперь этот ужас трансформировался в столь же неподдельную злость.

— Ты спятил — так на людей из темноты бросаться?! Ты что — вообще?!

— Я не бросался, — сказал Мезенцев. — Я вышел.

— Урод! — ответила ему Лена, потом посмотрела на напряженного очкарика и рассмеялась. — Ты только в обморок не падай... Все в порядке. Это... — Она на миг задумалась, глядя на Мезенцева. — Это мой дядя. Он за мной приглядывает. По просьбе родителей.

Мезенцев кивнул.

— А это Слава, — кивнула Лена в сторону очкарика.

— Очень приятно, — сказал он, отлепился от стены и подал Мезенцеву руку. Мезенцев руку пожал, но смотрел при этом на Лену, как бы предупреждая, что никакие Славы не избавят ее от настойчивых вопросов: как много глупостей успела она наделать за время отсутствия Мезенцева в городе?

Лена правильно поняла его взгляд.

— Слава, — сказала она многозначительно. — Спасибо, что проводил...

Очкарик поспешно закивал, демонстрируя сообразительность. Однако в дверях он пробормотал нечто насторожившее Мезенцева:

— Ну, тогда до завтра...

Мезенцев подождал, пока дверь захлопнется и шаги на лестничной клетке стихнут, потом повернулся к Лене:

— Что значит «до завтра»?

— До завтра значит до завтра. Только это. И ничего больше.

Она сказала это с намеренным легкомыслием в голосе, чтобы Мезенцев это легкомыслие заметил и взъярился. Мезенцев интонацию заметил, но орать не стал, не было желания. Он подождал минут пять в коридоре, пока Лена сама не выглянула из комнаты, заинтересованная отсутствием крика и дальнейших строгих вопросов.

— А что? — спросила она, невинно улыбаясь.

Мезенцев вздохнул.

— Завтра приведешь мне этого Славу, я введу его в курс дела. Объясню, что и как. Пусть дальше он с Леваном контактирует...

— Почему? — Улыбка медленно превратилась в недоуменно-обиженную гримасу.

— Потому что я больше в этом не участвую. Ты не делаешь того, что я тебе говорю. Значит, ты мне не доверяешь. Хорошо, пусть твоими делами занимается этот Слава. А я пойду к себе в кабак, залягу на диван, и все дела.

— Ну... — Она стала нервно мять себе запястья. — Ну!.. Ну, Женя... Ну ты же знаешь, что я рассчитываю только на тебя! Мне больше не на кого рассчитывать!

Она протянула руку, чтобы тронуть Мезенцев за плечо, но он отстранился. Бог знает куда все это могло зайти, если бы она стала его трогать за плечи...

— Как-то ты странно на меня рассчитываешь, — недовольно буркнул он, отводя глаза. — Я же сказал тебе дома сидеть, а ты...

— Ну я же живой человек, я не могу целый месяц сидеть в четырех стенах...

— Если ты хочешь выжить, то сможешь. И месяц, и два...

— Но так ведь никто не знает, где я...

— Дай бог, если они действительно не знают... Но если они узнают, то не только тебе башку оторвут, но и этому Славе, и вообще всем, кто окажется рядом с тобой. Про себя я уже и не говорю.

Лена села на корточки, наклонила голову, и Мезенцев теперь видел ее затылок.

— Прости меня, пожалуйста, — раздалось еле слышно. — Я больше так не буду.

— Ладно, — ответил Мезенцев и вдруг понял, что в данный момент кончики его пальцев касаются ее затылка. — Только ты мне все расскажи, и больше чтобы никаких...

— Да-да-да, — закивала она. — Конечно. Как скажешь.

Мезенцев вовремя успел отдернуть пальцы и теперь положил провинившуюся руку в карман — от греха подальше.

4

Через пятнадцать минут Мезенцев уже знал все, что случилось за время его отсутствия. Лена честно пыталась запереть себя в четырех стенах. Но получалось плохо, даже когда Мезенцев еще был в городе. А стоило ему отправиться в Москву, как совсем перестало получаться. Надо было только найти повод, чтобы выскочить за порог, — и у Лены отлично получалось находить такие предлоги. Возле супермаркета рабочие под руководством белобрысого очкарика ставили рекламный щит, Лена с детским любопытством наблюдала за работой, а потом что-то съехидничала насчет содержания рекламы. Будь на ее месте мужчина, Слава послал бы его подальше или не обратил бы внимания на замечание, но на Лену трудно было не обратить внимание. Особенно после того, как она совершенно нечаянно уела его знанием рекламных технологий. Слава отвлекся от руководства рабочими и подошел познакомиться поближе. Лена наговорила ему всяких небылиц, чем еще больше заинтриговала парня. Интерес у Славы был не только личный, но и профессиональный — молодому рекламному агентству, в котором он работал, требовались люди с квалификацией и опытом. Такого человека Слава учуял в Лене и теперь не собирался отступать. Три дня подряд он совмещал лирическое обхаживание с неторопливым рекрутингом, и если по первому пункту Лена поначалу серьезно его не воспринимала, то второй пункт после долгого вынужденного безделья выглядел довольно разумным предложением. «Кто знает, сколько еще здесь придется сидеть, — уговаривала она сама себя. — А так хоть какое-то дело будет...»

Она уже почти себя уговорила, но тут вернулся Мезенцев и так на нее посмотрел, что Лене пришлось срочно переоценить предложение Славы.

— В любой день, — сказал Мезенцев. — В любой день Леван может выйти на связь. Тогда придется все бросать и ехать на встречу. А где он ее назначит — черт знает. Говорят, он сейчас не в России и вряд ли захочет возвращаться.

— Но он поможет? — с надеждой спросила Лена.

— Он в курсе дела. А уж какие он для себя сделал выводы — только он один и знает. Всего можно ожидать, — сказал Мезенцев, вспоминая Колю с пакетиком орешков на перроне метрополитена. Тоже мне, провожающий. — Так что, — сказал Мезенцев. — Позвони своему Славе, скажи, что тебе нужно срочно уезжать по семейным обстоятельствам.

— Не очень удачная мысль. Он сразу же примчится сюда, будет допытываться, что и как...

— Зачем вообще было его сюда водить, — проворчал Мезенцев. — Значит, позвони ему домой и наговори чего-нибудь такого, чтобы его здесь больше не было.

— Я не знаю его телефона. Но мы должны были завтра встретиться в три часа возле кафе, напротив его офиса.

— Значит, завтра пойдешь туда и скажешь ему, что тебе надо уехать.

Мезенцев подумал и добавил:

— А чтобы уж все наверняка было, я сам с тобой пойду и все ему скажу. Чтобы не было расставаний на три часа со всякими там слезами...

— Какие слезы, о чем ты? — пожала плечами Лена. — Просто хотелось бы по-человечески расстаться, хотя бы соврать что-нибудь убедительное...

Мезенцев согласился. Он был уверен, что поступает правильно. Он был уверен, что завтрашний принудительный разрыв Лены и Славы лишь увеличит шансы на благополучный исход этого неблагополучного дела.

В этом состоянии собственной безусловной правоты он оставил Лену (предварительно убедившись, что та заперлась на все замки) и поехал к себе в ресторан, где слегка взгрел не ожидавших его появления Атака и Севу. Но эта полуночная ругань была не слишком серьезна — так, выброс негативных эмоций, который вообще-то предназначался генеральской дочке или ее очкастому другу.

Наведя шороху, Мезенцев ушел к себе в кабинет и улегся спать на диване, еще не зная, что нынешней ночью заканчивается отпущенное ему время относительного покоя и начинается другое время.

Совсем другое время.

5

Прежде чем выйти из машины, Лена нацепила солнцезащитные очки, напустив на себя холода и высокомерия даже больше, чем требовалось.